У жителей городов особое отношение к животным. Мы лелеем их, покупаем в специализированных магазинах полезный корм, если заболеют – начинаем переживать и несем в ветклинику. И именно городские дети нередко переживают: а что будет с животными после их смерти? Воскреснут ли они вместе с людьми?

Встретим ли мы их, наших домашних любимцев, там, за гробом? Не секрет: очень хочется. Наверное, крестьянин, у которого на дворе живности десятки голов, воспринимает это совсем иначе, хотя и он тоже любит свою корову и своего пса и тоскует, когда они умирают. Но мы, горожане, живём в каменных джунглях, мы не каждый день общаемся с собственными детьми (это у кого они есть) и практически никогда — с соседями по подъезду.

Мы ловим умные мысли из книг, мы выплёскиваем эмоции в интернет… и когда рядом с нами оказывается нечто живое, доверчивое, пушистое — оно становится членом нашей семьи, и для кого-то единственным, с кем возможно полное и безусловное взаимопонимание. Они, в конце концов, живые и настоящие. Так неужели всё вокруг останется, вся эта бездушная и каменная духота большого города — а то немногое, что было в нём живого, уйдёт безвозвратно и навсегда?

В это не хочется верить — но “не хочется” ещё не аргумент. Мне вообще не хотелось бы, чтобы кто-то погиб; пусть все будут спасены, все станут хорошими, все встретятся и обнимут друг друга — но от одного моего желания оно само так не устроится. Сентиментальность лучше жестокости, но полностью доверять ей тоже не стоит.

И если мы действительно обратимся к Писанию, ничего однозначного там не обнаружим. Екклесиаст прямо спрашивал (3:21): Кто знает: дух сынов человеческих восходит ли вверх, и дух животных сходит ли вниз, в землю? — но никто не дал ему ответа. Пророки, правда, постоянно говорят о животных, которые встретят нас в будущем и лучшем мире, даже непосредственно у Божьего престола, но никогда не знаешь, как понимать эти слова — напрямую или иносказательно. В конце концов, в книге Откровения Иисус тоже называется и львом, и агнцем — конечно, это символические наименования, ведь Он воплотился как человек, а не как животное.

Но вот эти слова Исайи (11:6–9) заставляют задуматься о чём-то большем: Тогда волк будет жить вместе с ягненком, и барс будет лежать вместе с козленком; и теленок, и молодой лев, и вол будут вместе, и малое дитя будет водить их. И корова будет пастись с медведицею, и детеныши их будут лежать вместе, и лев, как вол, будет есть солому. И младенец будет играть над норою аспида, и дитя протянет руку свою на гнездо змеи. Не будут делать зла и вреда на всей святой горе Моей, ибо земля будет наполнена ведением Господа, как воды наполняют море.

Можно, конечно, понять их иносказательно: хищные и жадные люди оставят свои дурные дела и помирятся с теми, кого прежде угнетали и обижали, и так волк из басни Крылова будет дружить с ягнёнком из той же басни. Змея, разумеется, напоминает об искусителе-сатане: настанет время, когда даже очень наивное дитя сможет спокойно играть, не опасаясь никакого вреда с его стороны.

Но неужели это только басни про разных людей? Если виден в этих строках и некий образ нового, совершенного мира, где будет всё доброе, что есть в мире нашем — то как же тогда обойтись в нём без животных? Весенний лес — и тот скучен будет без гомона птиц, без весёлой суеты белок, без ёжиков и, если уж совсем повезёт — без мелькнувшего вдали зайца. Ведь в любом, самом законченном пейзаже мы невольно ищем их, наших собратьев по творению, и ставим их в самый центр. Представить себе “новое небо и новую землю” без них — просто невозможно. Они там будут, я уверен.

Но точно так же трудно понять, как это лев будет есть солому: изменится его пищеварительная система, он станет травоядным? Но тогда это будет уже какой-то другой зверь, может быть, могучий, красивый и благородный, как, к примеру, слон — но это ни в коем случае не будет лев.

Может быть, не о смене рациона тут речь, а скорее о мире, где никто не будет болеть и умирать, никто не будет испытывать нужды в мясе или вообще чувствовать голод — но при этом львиная грация и мощь сохранятся, как и нежная беззащитность ягнёнка. Как именно будет выглядеть этот мир, мы не можем даже отдалённо себе представить, но из Библии можно заключить, что скорее всего он будет населён не только людьми.

Более определённо выражается апостол Павел в самом сложном и туманном из своих Посланий (к Римлянам 8:19–23): Ибо тварь с надеждою ожидает откровения сынов Божиих, потому что тварь покорилась суете не добровольно, но по воле покорившего ее, в надежде, что и сама тварь освобождена будет от рабства тлению в свободу славы детей Божиих. Ибо знаем, что вся тварь совокупно стенает и мучится доныне; и не только она, но и мы сами, имея начаток Духа, и мы в себе стенаем, ожидая усыновления, искупления тела нашего. Не одни люди, но и вся природа, весь мир искажён грехопадением, подвластен злу, страданию, смерти — и однажды спасён и искуплен будет весь этот мир. Значит, и животные тоже.

Но это о них вообще — а позволяют ли нам слова Павла или Исайи рассуждать о личном бессмертии для каждого из них? Наверное, всё-таки нет. Низшие животные лишены всяких зачатков индивидуальности: гусеница, став бабочкой, едва ли помнит о своей прежней жизни, и если бы она, умерев, воскресла, то не узнала бы саму себя. Множество клеток ежедневно погибает в нашем организме, но мы не ощущаем этого, не печалимся о них: на их место, если мы здоровы, приходят новые, и благополучие организма не страдает от гибели его составных частичек.

Точно так же благополучие муравейника не зависит от гибели конкретного муравья. Наверное, в прекрасном будущем мире найдётся место для бабочек и муравьёв — но не для воскресших муравьиных личностей просто потому, что таких личностей никогда не существовало на земле. И в самом деле, если бы пришлось воскрешать в индивидуальном порядке всех когда-либо живших на земле трилобитов и динозавров…

Но если говорить о том, кто стал членом нашей семьи…Один человек в день ухода своего домашнего любимца сказал: “Даже если у них нет собственной души, мы отдаём им частицу своей”. Это очень точно сказано. Говорить о том, что они воскреснут просто потому, что были такими милыми и пушистыми — может быть, лет в пять веришь именно так, потом это уже не убеждает. Жизнь дикого животного в природе совсем не мила и не пушиста, она состоит из борьбы за пищу, самок, ареал обитания, место в стае, безопасность детёнышей.

В нашей человеческой жизни, кстати, всему этому тоже есть место, хотя это иначе называется — но в вечности мы надеемся встретить не продолжение этой борьбы, а покой, окончательное избавление от неё. И лев Исайи, который примирился с ягнёнком и ест траву, на самом деле свидетельствует, что такой борьбе больше нет места, она лишилась смысла. Львиность осталась, а голод исчез.

И когда мы думаем о вечности для своих домашних питомцев, мы надеемся вовсе не на то, что они будут вечно просить колбаски или драться с соседом за обладание хвостатой красавицей, хотя порой это может и развлекать нас. Нет, мы думаем о чём-то совсем ином… Это существо стало частью нашей семьи.

Мы любили его преданно и нежно, и совсем не за то, что оно ловило мышей или сторожило дом. Мы любили его за то, что оно есть, и оно любило нас. И если нашей любви суждено прорасти в вечность и раскрыться в полный рост именно там — как мы сможем тогда отказаться от встречи с ним?

Не случайно о таких встречах ещё в этом мире мы читаем в житиях святых, предвосхитивших жизнь будущего века, и даже не о домашних, о диких животных: святой Серафим кормит медведя, Иероним лечит раненого льва… Так побеждается закон естества, где человек и дикое животное — либо охотник и жертва, либо конкуренты.

Преподобный Герасим и лев. Елена Черкасова

И так человек хотя бы отчасти возвращается в мир до грехопадения, где он был подлинным царём природы, владычествуя над рыбами морскими и над зверями, и над птицами небесными, и над всяким скотом, и над всею землею, и над всяким животным, пресмыкающимся по земле (Бытие 1:28).

Вообще, когда люди заводят домашних животных, у них может быть множество причин. Но главная, может быть, состоит как раз в том, что они тоскуют по раю и хотят вернуться в него — не всему творению, но всего лишь одному существу они могут обеспечить такое благое владычество и тем самым до срока вернуть себе частицу былого достоинства.

И наши звери прекрасно чувствуют это, откликаясь на нашу любовь и заботу. Они принимают нас такими, какие мы есть (у нас самих это редко получается), они ждут не только пищи и крыши над головой, но прежде всего нашего общения, душевного тепла. В предвкушении рая мы оказываемся с ними заодно — и может быть потому их смерть для нас становится такой трагедией.

______________________________________________________________________________________

Без восторгов

Протоиерей Александр Ильяшенко, настоятель храма Всемилостивого Спаса в бывшем Скорбященском монастыре (Москва):

– Нам не открыто то, что касается посмертной участи животных. Но мы точно знаем, что бессмертной души у них нет. И кого из них Господь оставит с нами в новой жизни, а кого не оставит, мы не знаем. В Раю животные были, но окажутся ли там наши любимцы, – неизвестно.

Давайте посмотрим: если нам кажется, что наш, такой хороший, пригожий пушистый любимец должен быть в Царствии Небесном, то медведь, который этого любимца съел – тоже там? А, простите, попавшая в бульон курица?

Допустим, что Господь Всемогущий по любви, снисхождению отправит их в Царствие Небесное. Но получается некое снижение образа.

Преподобный Силуан Афонский говорил, что любовь Святого Духа так велика, что человек просто себя забывает. Нам, живущим в другом духовном измерении, всего этого не представить. А человек одухотворенный, как преподобный Силуан, всем сострадает, и о животных может плакать, но его душа горит любовью только к Богу.

Все эти вопросы, думаю, порождаются нашей цивилизацией. Когда в большинстве своем люди жили в деревне, где, собственно, идет борьба за выживание: будет урожай – будет что есть, не будет урожая – жди голода, им было не до подобных переживаний.

Кошечек–собачек держали исключительно из функциональных соображений: кошка ловит мышей – пусть живет, собака сторожит дом – она на своем месте. Просто так кормить их не было возможности. Милые овечки, свинки, курочки, петушки – все это шло в пищу без какой-либо лирики.

Поэтому отношение к животным было иным, чем сейчас, к ним так не привязывались.

Даже коровы, которым давались ласковые имена, – были важны именно как «кормилицы», а не просто фактом своего существования в доме.

Наши переживания по поводу животных – сентиментальный интеллигентский подход, характерный для времени, в котором мы живем. Но чувствительность и сентиментальность совсем не говорят о том, что мы стали добрее и милосерднее. И характерно все это именно для жителей городов.

В деревне по-прежнему остается очевидной причинно-следственная цепочка: еда – выживание. Деревенский житель знает, что мясо происходит не из супермаркетов в виде разделанных кусочков.

Святые – совершенные люди – к животным не привязывались.

Их любовь была одухотворенной, она, с одной стороны, вбирала в себя все и всех, с другой – была устремлена только к Богу. При этом святые молятся за весь мир, а не только за людей.

Потому что он стенает из-за грехов наших.

И животный мир сам тянется к святости – вспомним святого преподобного Сергия, святого преподобного Серафима, к которым ходили медведи. Лев умер на могиле преподобного Герасима Иорданского, хотя святой был при жизни строг с животным: ошибочно посчитав, что лев съел ослика, наложил на него епитимью. У святых не было сентиментального отношения к животным.

Как быть нам, сентиментальным, – вопрос.

Нужно какое-то духовное усилие, чтобы перестать быть сентиментальными и стать хоть немного духовными. Для этого и держать в памяти образ святых, которые были иными.

И наших городских детей, для которых увидеть корову – это событие, – растить именно с таким пониманием. Говорить о домашнем животном: «Ты должен о нем заботиться, но помни, что любить животного нельзя так же, как человека», – поощряя при этом заботу и бережное отношение ребенка к своему пушистому или пернатому любимцу. Но без лишних эмоций и восторгов.

Собачий маникюр и любовь к человеку

Священник Виталий Ульянов, настоятель храма в честь Пресвятой Троицы в селе Усады Высокогорского района Республики Татарстан:

Понятно, что к животным нужно относиться с любовью, оберегать, поскольку «мы в ответе за тех, кого приручили». Да, и прежде всего перед Богом. Ведь животные – тоже Его творения, созданы Им.

И животные тянутся к людям, когда чувствуют в них настоящую любовь к Божьему миру. Вспомним примеры преподобного Сергия Радонежского, преподобного Серафима Саровского, пророка Илии, которому ворон приносил еду.

И в свой ковчег Ною было велено Господом взять собой животных для спасения разных видов и дальнейшего их размножения. Чтобы животные были рядом с человеком.

Само собой разумеется, что издеваться над животными, приручить, а потом выгнать на улицу – недопустимо. Грех, в котором нужно каяться, плакать о собственном сердечном ожесточении. Это настолько на поверхности, что, думаю, и в объяснении не нуждается.

Животные нужны человеку – в том числе они дают нам пищу – молоко, яйца, некоторые животные сами являются пищей. Но чтобы корова давала достаточно молока, куры – яиц и так далее – нужно хорошо и бережно заботиться о животном.

Я вырос в небольшом городе, в частном доме. Мы постоянно ездили в деревню, к бабушке и дедушке, которые держали три–четыре коровы, телят, кур, коз, овец. Общение с животными было для меня естественной частью жизни, а не экзотикой, как для многих сегодняшних горожан.

И родители, бабушки-дедушки с раннего детства приучали нас к адекватному восприятию животных, о которых необходимо заботиться: «Иди, помоги напоить корову, убери за кроликами, привяжи козу…»

Потом и у нас дома держали и лошадь, и корову, и телят, и козочек, и кроликов. И мы, даже не задумываясь, не рефлексируя, просто глядя на пример родителей, понимали, что мы должны заботиться о животных, что это просто жизненно необходимо. Потому что лошадка, например, и себя кормит, и помогает нам возить еду для остальной скотины, в том числе для коровы, которая дает нам молоко. Кошка – ловит мышей, собака – охраняет дом. Все понятно и естественно.

Не очень естественно, мне кажется, когда животных берут на такие человекозаменяющие роли.

Например, одинокая женщина покупают дорогую кошечку или собачку и начинает все свои силы, в том числе и духовные, отдавать ей. Не просто заботиться, а заботиться как о человеке, изощренно, покупая дорогую одежду, и прочее и прочее. Здесь точно нет никакого смысла.

Понятно, что маленькую собачку за тридцать тысяч рублей покупают не для охраны, а для развлечения. Чтобы заполнить внутреннюю пустоту. Вместо того чтобы пойти молиться в храм, вместо того, чтобы отдавать свои силы людям, которые нуждаются в этом, она будет заниматься маникюром своей собачки, тратить на нее чувства, эмоции и деньги.

О том, чтобы человек не воспринимал животное так, должны заботиться родители, с самого детства расставляя все точки над «i». В городе можно держать домашнее животное, заботиться о нем, но именно как о животном.

Еще неплохо знакомить городских детей с деревенской жизнью, чтобы те или иные продукты питания для них не были абстракцией. Чтобы они понимали, что яйца несет вот такая живая курочка, а они не появляются сами по себе упакованными в супермаркете, что молоко не сразу появляется в пакетах, а его дает вот такая настоящая корова. И что вообще сельская жизнь, сельское хозяйство неразрывно связаны с тяжелым трудом, а потому надо бережно относиться к тому, что ты ешь, любить и уважать то, что тебе дал Господь.

Видя и зная нормальную жизнь, в которой животные занимают свое место, ни у меня, ни у моих близких никогда, даже в детстве, не возникало вопроса об их посмертной участи. Они, мне кажется, возникают именно у городских детей, которые оторваны от реального течения жизни.

Так что ответа на этот вопрос я не знаю. Нам известно только, что у них нет бессмертной души. У них есть разум, они много понимают. А как дальше Господь распорядится, мы не знаем.

Оксана Головко

Андрей  Десницкий http://www.pravmir.ru/nekrolog-kotu/