Господь в Израиле исцелил много слепцов, но не обо всех исцелениях

написано в Евангелии, потому что, если писать обо всем, «самому миру

не вместить написанных книг», как сказано у апостола Иоанна.

И вот евангелист Матфей повествует об одном исцелении.

Двое слепцов услышали гул на дороге, разговоры, восклицания – это

Господь шел в окружении Своих учеников. У слепых людей слух очень

обострен, поэтому они сразу поняли, Кто идет, и стали звать: «Помилуй

нас, Иисус, сын Давидов!» Для нас эти слова, может быть, ничего

особенного не значат, мы уже к ним привыкли. Но в Израиле назвать

человека сыном Давидовым в то время значило исповедовать Его

Спасителем и Мессией. И эти два слепца исповедали Христа, поэтому

Он и обратил внимание на них.

Господь ходил по Иудее и, останавливаясь в домах или других удобных

местах, заходя в синагоги, проповедовал слово Божие. И вот, когда Он

вошел в дом, эти слепцы приступили к Нему.

«И говорит им Иисус: веруете ли, что Я могу это сделать? Они

говорят Ему: ей, Господи! Тогда Он коснулся глаз их и сказал:

по вере вашей да будет вам. И открылись глаза их».

Господь дал им заповедь, чтобы никто не узнал об их исцелении, а они,

«выйдя, разгласили о Нем по всей земле той» – то есть нарушили

заповедь Христову, Его просьбу. Так они Его отблагодарили. Конечно,

сердце их было переполнено радостью. Ведь слепота хуже, чем потеря

обеих ног, и по-человечески понятно, что они не смогли сдержать эту

радость в себе, но тем самым они согрешили против заповеди Божией.

Наша жизнь очень трудна и состоит из сплошной цепи искушений,

препятствий, трудностей, болезней. Но мы, оставаясь, в общем,

верующими во Христа, даже молясь Ему, часто забываем о том, что Он

весьма близок к нам, любит нас и хочет, чтобы мы к Нему всегда

обращались. А в нашем обращении к Богу мы чаще всего забываем о

Нем. Нас интересует молитва как делание, которое само по себе имеет

некую самодостаточную ценность, а не как прямое, живое обращение

живой души к живому Богу.

От этого часто молитва наша остается без плода.

***

Герой одного из древнегреческих мифов царь Мидас пожелал, чтобы всё,

к чему бы он ни прикоснулся, превращалось в золото. Определённо, это

был очень жадный, одержимый страстью сребролюбия человек.

Страсти же, как известно, превращают даже весьма разумных людей в

глупцов, потому и Мидас не потрудился представить себе, что будет,

когда он, наделённый таким талантом, прикоснётся к хлебу.

Хлеб тоже неизбежно превратится в золото, а безумный сребролюбец

умрёт от голода.

Праотец Адам возжелал практически того же. Он, соблазнённый

диаволом, захотел стать, как Бог, и с этим безумным желанием в мир

вошёл грех, вошли смерть, тлен и разрушение. С тех самых пор, как род

человеческий в лице своего праотца Адама приразился греху, всё, к чему

прикасается наше сознание, прикасаются наши руки, – всё неизбежно

заражается грехом.

Нам иногда кажется, что грех – это нечто мощное, огромное,

ясно осознаваемое всеми, а между тем яд греха в

микроскопических дозах  растворён в каждом нашем слове,

в каждом нашем действии.

И даже в тех наших поступках, которые мы считаем и хотели бы назвать

праведными. Святые плакали о своих грехах так глубоко, так

сокрушительно, что оставляли мир, оставляли всё то, что мы, люди

обыкновенные, почитаем законными и необходимыми радостями,

потому что видели, кожей ощущали эту гнилостность греховную, этот

запах тления, который сопровождает нас всю нашу жизнь.

Однако для того, чтобы почувствовать, до какой степени все мы, каждый

из нас, пронизаны, напоены ядовитыми флюидами греха, совсем не

обязательно быть святым, достаточно просто внимательно прислушаться

к себе, присмотреться хотя бы с небольшой долей критики к

своим так называемым добрым делам.

И довольно скоро станет понятно, насколько каждый из нас развращён

гордостью и себялюбием. Согласитесь, даже в самые святые мгновенья, в

минуты молитвенного подъёма не оставляет нас горделивая мысль:

“Ах, как славно я каюсь! Ах, как глубоко и сосредоточенно

я молюсь! Какой же я молодец, что с ближним последним

поделился!”

Владыка Антоний Сурожский рассказывает про одного старого

священника, которому Бог дал как-то однажды дар сказать народу

церковному прекрасную проповедь. И вот батюшка уходит с амвона в

алтарь, а там его встречает молодой его коллега и говорит: “Ах, батюшка,

какую вы дивную проповедь произнесли!”

На что ему старый священник неожиданно раздражённо так отвечает:

“Да знаю уже. Сатана сказал”.

То есть появилось уже в моей душе самодовольное чувство, шепнул уже

бес-искуситель: “Молодец! Талантище!” Бес шепнул – это ещё не беда, а

вот то, что я сам с этим внутренне согласился, это – беда, это – грех.

Я хочу вам привести высказывание на эту тему одного удивительного

человека, священника Александра Ельчанинова. Вот что он пишет: “Одна

из типичных ошибок, ведущих к осуждению, унынию, неправильным

оценкам... мысль, что здесь, на нашей земле, до всеобщего суда и

осуждения, могут быть явления безукоризненные – в нас самих, в других

людях, в человеческих отношениях.

Тогда от себя требуешь полной святости и унываешь, находя в самые

святые минуты нечистоту в своём сердце, тщеславие, двойственность;

тогда злишься, заметив в людях, которых считал безукоризненными –

малодушие, лукавство, ложь; тогда отчаиваешься, видя даже в Церкви

Божией расколы, ссоры, ревность, зависть – разгул человеческих

страстей. Между тем, “надлежит сему быти”, весь мир заражён грехом,

сверху донизу проходит страшная трещина – язва растления и смерти, и

никто и ничто не свободно от неё.

Если в самой совершенной общине – среди учеников Христа, был Иуда,

то что же нам ужасаться, что... свой маленький Иуда, как и свой кроткий,

духоносный Иоанн и верный, деятельный Пётр – есть в каждом

приходе”.

И всякий раз, когда приходят нам на память наши так называемые

добрые дела, давайте вспомним, что сказал Святитель Игнатий

Брянчанинов в своём “Слове спасении и о христианском

совершенстве”:

“Откуда возьмутся добрые дела у падшего человека?

Возненавидим же мнимые добрые дела, возникающие из

лжеименного разума, из движения крови, из сердечных чувств,

как бы ни казались нам наши чувства и помышления

возвышенными, непорочными, святыми...

Для совершения добрых дел падшего естества не нужно быть

христианином: они принадлежат всему падшему человечеству.

Там, где совершаются добрые дела падшего естества, при громе

похвал от мира, исключён, отвергнут Спаситель мира”.

И теперь мы понимаем, почему Господь наш Иисус Христос, после того

как исцелил двух слепцов, сказал им, как мы читали сегодня в

Евангелии: “Смотрите, чтобы никто не узнал” (Мф.9.30).

Очень часто этот странный запрет Спасителя вызывает недоумение:

что же плохого в том, что бывшие слепцы поделятся радостью исцеления

с другими людьми?

Но Бог знает, но Церковь знает, но каждый из нас знает: мы отравлены

грехом, и поэтому умудряемся хвастать даже тем, что нам не

принадлежит, мы умудряемся гордиться, да ещё и цинично называем эту

гордость законной, тем, что совершено не нашими руками, не нашим

разумом, не нашими скромными силами, но Божьей благодатью.

Если обрящется в мире “законная” гордость, так, значит,

недалеко и до “законного” блуда и до “законного” убийства!

Да не будет!

Поэтому, вспоминая о двух исцелённых слепцах, будем помнить и этот

строгий Христов запрет: “смотрите, чтобы никто не узнал”. Будем же хотя

бы стараться жить целомудренно и не расточать и без того малые наши

добродетели безответственным хвастовством и словоблудием.

                                                                                                                                  Аминь.

Источник:

 Протоиерей Димитрий Смирнов. Проповеди.

Священник Сергий Ганьковский. Проповеди.