Вопросы и ответы о Страстной седмице.

Тициан. Распятие.

Умирая на кресте, Иисус закричал:

«Боже, Боже, зачем Ты Меня оставил?» Как это понимать?

Когда Господь возглашает «Боже, зачем Ты Меня оставил?» — Он возглашает это как человек,

по Своей человеческой природе. Возглашает как человек, испытывающий максимальное страдание.

А максимальная степень страдания для человека — это ощутить, что Бог его оставил.

Мог ли Христос облегчить Себе эту муку, чтобы хотя бы не испытывать чувство богооставленности?

Несомненно, мог. Но Он добровольно восходит на крест, добровольно подчиняет Свою человеческую

природу божественной воле, добровольно отказывается от любой анестезии. А нестерпимые

физические страдания придают Ему, по человеческой природе, ощущение богооставленности.

Зачем это Ему было нужно? Чтобы потом у верующих людей не возникало мысли, будто они

страдают тяжелее, чем страдал на кресте Господь, будто Он неспособен понять их боль, их скорбь.

Нет, Господь пострадал тяжелее, сильнее, чем любой человек, Он прошел все уровни страдания —

в том числе и богооставленность. Разница в том, что мы страдаем вследствие наших грехов, а Он

страдал безвинно, за нас. И поэтому никто не вправе сказать Ему: «Тебе меня не понять, Ты не

испытал того, что испытываю я».

Как же Его мог оставить Бог, если Он сам — Бог?

Это очень важный вопрос, пытаясь разрешить который, многие впали в ересь. Суть вопроса такова:

Кто именно страдал на кресте? Человек или Бог? Одни считали, что страдал только человек, а Бог

никак в этих страданиях не участвовал, и тогда получалось, что Иисус не самом деле не был Богом,

а был лишь праведным человеком, отмеченным особой божественной благодатью. Такова ересь

несторианства. Другие утверждали, что Господь — это только Бог, человеческое в Нем только

видимость, и отсюда следовало, что Он на самом деле вовсе не страдал на кресте.

А раз так — значит, и никакого искупления быть не может. Это ересь монофизитства.

Преодолевая обе эти ереси, Церковь на IV Вселенском Соборе (451 год по Р. Х.) приняла такое

определение: единая Личность Христа вбирает в себя две природы — Божественную и

человеческую, которые соединены в Нем «неизменно, нераздельно, неразлучно, неслиянно».

Страдала не та или иная природа, а Личность Христа целиком, причем для Личности источником

мощнейших страданий стала человеческая природа — тело и душа. Поскольку Личность при этом

продолжала обладать Божественной природой, то страдал на Кресте, как это ни парадоксально, не

только человек, но и Бог.

Дитрих (Дитрици) Христиан Вильгельм Эрнст. Положение во гроб.

Сколько же дней Иисус был мертв? Судя по Евангелию,

около полутора суток, от вечера пятницы до воскресной

ночи. Но почему тогда Он сам говорил, что «после трех

дней воскресну», «Сын Человеческий будет в сердце земли

три дня и три ночи»? Получается противоречие?

Не получается. Просто тогда, в той культуре, говоря о каком-то промежутке времени, часть дня

считали за день. Кусочек пятницы, вся суббота и кусочек воскресенья — это обозначалось словами

«три дня». И даже выражение «три дня и три ночи» не следует понимать в современном,

астрономическом смысле, как трое суток — это была фигура речи. Это вообще особенность

хронологии древнего мира, которая представляет большую сложность для историков. Когда,

например, в древнем источнике говорится «в третий год», на самом деле это может действительно

указывать на промежуток в три года, но может быть и один год с небольшим.

Неверие апостола Фомы. Караваджо. 1600-1602 гг.

Когда Иисус умер на кресте, были мощнейшие знамения:

трехчасовая тьма, землетрясение, завеса храмовая

разодралась, несколько покойников воскресли и пришли в

Иерусалим. А когда Иисус воскрес, такого не было. Почему?

Действительно, смерть Господа на кресте сопровождалась потрясающими знамениями. Об этом мы

знаем из Евангелий от Матфея, Марка и Луки. Но тут надо понимать, что, во-первых, знамения

соответствуют смыслу евангельских событий, а во-вторых, они посылаются людям с определенной

целью. Это ни в коем случае не «спецэффекты».

Естественно, в тот момент, когда Господь умер на кресте, мало кто из присутствующих мог осознать

смысл всех этих знамений, хотя были и осознавшие, например, сотник Лонгин (Лк 23:47).

о впоследствии, уже когда апостолы начали проповедовать Благую Весть, люди сопоставляли ее с

этими потрясающими знамениями, и им открывался их смысл.

Когда Господь умер на кресте — это было величайшим событием мировой истории. Суть распятия в

том, что искупается род человеческий, прощаются грехи людские через распятие Господа, через Его

жертву. А из этого следует, что ветхозаветная религия утрачивает свое прежнее значение, уже не

нужно принесения в жертву козлов, овец и так далее, о чем потом напишет апостол Павел в

Послании к Евреям. И вот чтобы продемонстрировать, как все серьезно, Господь и посылает

впечатляющие знамения.

Вот, например, тьма, продолжавшаяся три часа. Что это такое? Никакими сгустившимися тучами (как

это описано, к примеру, у Булгакова в «Мастере и Маргарите» или показано в фильме Мэла Гибсона

«Страсти Христовы») такую тьму не объяснить. Не объяснить ее и солнечным затмением, потому

что, во-первых, согласно данным астрономии никаких солнечных затмений в Иерусалиме в тот год не

было, а во-вторых, при полном солнечном затмении полная тьма продолжается всего несколько

минут — а тут было три часа.

Или еще более яркое знамение — воскресшие праведники, явившиеся людям в Иерусалиме. То есть

еще и Христос не воскрес, Он только сходит во ад и еще даже не разрушил его, а эти ветхозаветные

праведники уже были освобождены Его жертвой. А вот с Воскресением — другое дело.

Это, конечно, ничуть не менее значимое событие, чем смерть Бога на кресте, но «педагогический

подход» у Господа здесь иной. Воскреснув, Он являлся только Своим ученикам — то есть тем, кому

предстояло вскоре идти в мир с проповедью Христа распятого и воскресшего. Они должны были

стать свидетелями Воскресения. Всем прочим это было бы, скажем так, неполезно.

Но почему же, воскреснув, Иисус не являлся народу? Почему только

ученикам? Ведь если бы все убедились в том, что Он воскрес, то,

несомненно, стали бы христианами!

Нет. Не стали бы. Это на первый взгляд кажется парадоксальным — но тот, кто не хочет верить, не

будет верить, даже если представить ему неопровержимые свидетельства. Вот воскресил Господь

Лазаря — совершил небывалое чудо! — и что, все в Него уверовали? Напротив, иудейская элита

решила, что уж теперь-то точно надо Его убить. Вспомним, кстати, и притчу Господню о богаче и

Лазаре, где Авраам говорит богачу: Если Моисея и пророков не слушают, то если бы кто и из

мертвых воскрес, не поверят (Лк 16:31). Вспомним и то, что воскресший Господь сказал Фоме: …

ты поверил, потому что увидел Меня; блаженны невидевшие и уверовавшие (Ин 20:29).

Это очень важный момент: подлинная вера всегда предполагает свободу. Свободу принять и свободу

отвергнуть. В том-то и парадокс веры, что она выстраивается на чем-то внешнем — свидетельствах,

знамениях, но в ней всегда остается некое пространство свободы, которое должно быть заполнено

личным произволением. Если припереть человека к стенке железными аргументами, то хотя он и

уверует — все равно вера его будет подневольной, вынужденной. Про такую веру говорил апостол

Иаков: и бесы веруют, и трепещут (Иак 2:19). В такой вере не было бы доверия, не было бы

любви, и потому она не стала бы спасительной.

Именно поэтому воскресший Господь не являлся первосвященникам, фарисеям, Пилату, и так далее.

Явись Он им — они сперва попытались бы Его снова убить, а когда это у них бы не получилось,

уверовали бы в Него совершенно по-язычески, только из страха. А в страхе нет любви (1 Ин 4:18).

Протоиерей Димитрий Юревич, заведующий кафедрой библеистики Санкт-Петербургской духовной академии.